13.05.2024 Энергетика и промышленность России
Уже многие годы Московский энергетический институт является флагманом в сфере профильного образования в России, а его выпускники зарекомендовали себя настоящими профессионалами, готовыми решать самые актуальные и сложные задачи. Чем сегодня живет вуз, почему его преподаватели всегда находятся на переднем крае трендов, насколько важно участвовать в отраслевых дискуссиях — об этом и многом другом ректор НИУ «МЭИ» Николай Рогалев рассказал в интервью главному редактору газеты «Энергетика и промышленность России» Валерию Преснякову.
Цифры говорят за себя
— Николай Дмитриевич, есть такое мнение, что сегодня существует разрыв между знаниями, которые получают студенты, и тенденциями развития отраслей. В результате выпускники покидают университет с уже устаревшими знаниями. Что вы думаете на этот счет?
— На мой взгляд, вузы прикладывают все усилия к тому, чтобы знания, получаемые студентами, были максимально актуальными. 10 лет назад, когда я начинал работать ректором в МЭИ, такие разговоры в отрасли тоже происходили, некоторые компании отмечали, что ребят учат не совсем тому, что требуется в действительности. Тогда я спрашивал, в чем именно проблема? Может быть, наши выпускники плохо знают физику, химию или электротехнику? В ответ слышал, что со знаниями по этим дисциплинам все в порядке. Бывает, компании среднего звена заявляют: «Мы — ваши работодатели, вы работаете на нас, и есть профстандарты, которым должны соответствовать выпускники». На что я отвечаю: «Вы являетесь одними из наших работодателей. Мы готовим ребят для множества траекторий, по крайней мере в МЭИ это точно, отсюда — широкая фундаментальность образования». Допустим, наш выпускник работал инженером в энергокомпании, затем стал руководителем, а потом ушел в депутаты, где руководит волонтерским движением. Фундаментальное образование ему в этом помогает.
Мы приглашаем представителей компаний отрасли на защиту выпускных квалификационных работ, где они могут сказать, что именно не так, на что нужно обратить внимание. Для нас их мнение важно, поскольку мы заинтересованы в улучшениях.
Кроме того, есть учебно-методические объединения, по энергетике — по высшему и по среднему профессиональному образованию МЭИ является головным вузом. В эти объединения входят представители промышленности, науки, некоммерческих организаций, у них тоже есть возможность высказаться.
Встречаясь с представителями энергокомпаний, я всегда открыто заявляю, что будем рады их замечаниям в отношении возможных улучшений. Однако цифры говорят за себя: показатель трудоустройства наших выпускников составляет 99,8%.
— Если сравнивать ситуацию с трудоустройством 20 лет назад и сейчас, есть ощущение, что энергетическая отрасль, с одной стороны, воспрянула, большую роль играют новые тенденции, с другой — появился кадровый голод. Так ли это на самом деле?
— Да, ситуация на рынке труда изменилась. Я связываю это с двумя факторами: с тем, как мы учим, и с тем, как взаимодействуем с работодателями. Если университет только обучает студентов и не сотрудничает с работодателями, особенно крупными, у которых большой набор специальностей, то диалога между вузом и компаниями нет. К примеру, МЭИ взаимодействует с примерно 700 организациями, среди которых есть крупные, как «Россети», где работают более 220 тысяч человек, а есть поменьше, но они для нас также важны. Более того, если организация достаточно крупная, стараемся сформировать какую-то рабочую группу, в рамках которой можно отрабатывать разные вопросы. К примеру, участники такой рабочей группы — представители МЭИ ездили с «Россетями» на Кубу, сейчас собираются во Вьетнам, потому что есть общие интересы и задачи по развитию международного сотрудничества. Также проводим совместные спортивные мероприятия, создаем студенческие отряды, конструкторские бюро и многое другое. То есть взаимодействие у нас широкое, а не такое, что «Мы хорошие, заберите наших выпускников».
На передовом крае трендов
— В последние десятилетия в отрасль энергетики пришли новые тренды, как, например, развитие возобновляемых источников энергии (ВИЭ). Кто в МЭИ учит тому, что появилось относительно недавно, допустим, теории и практики в части ветроэнергетики?
— У МЭИ, как у национального исследовательского университета, есть параметр, согласно которому до 20% преподавателей должны быть практиками из отрасли.
Что касается новых трендов, во-первых, мы сами их отслеживаем и действуем на опережение. Так, пять лет назад создали на базе МЭИ Институт гидроэнергетики и возобновляемых источников энергии, понимая важность развития этого направления. Если говорим про цифровую энергетику, большой проект реализуется в Институте электроэнергетики МЭИ по линии Энерджинет. Понимаем, что умные сети — наше будущее, и одним из важнейших качеств современных сетей является адаптивность, чтобы в случае аварии они могли переконфигурироваться и продолжать осуществлять свои функции.
В этом смысле реализация самых последних трендов происходит через науку. Мы, к слову, готовим кандидатов и докторов технических наук больше, чем любой вуз РФ, а эффективность подготовки у нас в четыре раза выше, чем по России в среднем. Специалисты МЭИ всегда находятся cutting edge — на передовом крае, они в курсе самых актуальных разработок и понимают, чему нужно учить студентов. У нас нет разрыва с точки зрения того, что мы рассказываем ребятам про голубое будущее, которого в РФ нет, а потом они приходят в энергетику и говорят: «Нам на лекции рассказывали про ветроустановку с лопастями в 300 метров, а оказывается, в РФ они небольшие, да и то в изолированных районах». Поэтому мы учим и тому, что есть, и тому, что появится завтра.
— Николай Дмитриевич, вас, как руководителя института, пытаются вовлечь в какие-то отраслевые дискуссии? Какую вы позицию занимаете, например, относительно развития в России ВИЭ?
— Мы участвуем в дискуссиях везде, где это уместно: в Госдуме, Совете Федерации, на крупнейших мероприятиях, как, например, Российская энергетическая неделя. Кроме того, я возглавляю научно-технический совет Единой энергетической системы (НТС ЕЭС), где обсуждаются главные актуальные задачи и проекты, которые реализуются в отрасли.
Моя позиция остается неизменной, она созвучна тому, что говорил академик Михаил Адольфович Стырикович, который более 30 лет заведовал кафедрой котельных установок в МЭИ. Он считал, что энергетика — это синтез экономики и физики. То есть без физики мы в обобщенном виде обойтись не можем, поскольку все должно работать, но то, что работает, должно быть экономически привлекательно и выгодно. С этих позиций надо рассматривать развитие любого тренда.
Взять возобновляемую энергетику. У нас много изолированных поселений за Уралом, где энергоснабжение в основном осуществляется за счет дизельных генераторов. Развитие на таких территориях ветряной, солнечной или гидроэнергетики, в зависимости от климатических условий, будет крайне полезным, поскольку позволит снизить себестоимость производства электроэнергии. В европейской части РФ другие условия для конкуренции, все объединено единой сетью, там конкурируют тепловые, атомные, гидравлические станции. В этом плане, комментируя какую-то тему, я стараюсь исходить из научно-обоснованных решений.
Стратегии должны воплощаться в реальность
— Недавно в России поменялись правила перспективного планирования. Каким-то образом эксперты и выпускники МЭИ участвовали в их обновлении?
— Наши выпускники работают в «Совете рынка» и участвуют в этом важном деле. В основном сейчас за систему планирования перспективного развития (СИПР) отвечает Системный оператор, но многие актуальные вопросы, которые требуют обсуждения, рассматриваются на площадке НТС ЕЭС, например, как должна развиваться распределенная энергетика, и так далее. По мере привлечения нас к тем или иным проблемам, задачам мы участвуем в обсуждении и высказываем свою точку зрения.
— В советское время в энергетике было единоначалие, перспективное планирование осуществлялось на 50 лет. Как вы считаете, есть ли сейчас в России центр принятия решений в энергетике, который мог бы обозначить векторы развития отрасли хотя бы на 25–30 лет?
— Этот центр — Минэнерго России, оно отвечает за развитие энергетики. Централизации же сегодня нет, отсюда и трудности, в том числе связанные с длительным планированием. Каждая страна развивает энергетику исходя из имеющихся ресурсов и своего устройства. Например, в Китае очень высокая централизация, несмотря на то что там работают разные компании, руководство энергетикой приближено к тому, что у нас было в Советском Союзе, а планирование директивное.
«МЭИ взаимодействует с примерно 700 организациями, среди которых есть крупные, как «Россети», где работают более 220 тысяч человек, а есть поменьше, но они для нас также важны».
Мы же многое не делаем из того, что могли бы. Так, у нас есть федеральный закон №172-ФЗ «О стратегическом планировании в Российской Федерации», но он индикативный, не носит обязательный характер, что представляется мне неправильным. Энергетика — инфраструктурная, обеспечивающая отрасль, и стратегическое планирование здесь крайне важно. Допустим, бизнесмен заявил о намерении построить в каком-то регионе завод. Для обеспечения надежного и бесперебойного функционирования предприятия требуются энергетическое мощности. Местные власти и энергокомпания, понимая это, строят станцию, подводят сети. Если бизнесмен по каким-то причинам отказывается от идеи строительства завода, уходит из региона, не реализовав задуманное, энергетическая инфраструктура там остается. Стоимость ее строительства и всех затрат, которые были понесены, перекладывается на плечи потребителя. На мой взгляд, крайне важно, чтобы все заинтересованные стороны — энергетики, бизнес, регионы относились к перспективному планированию серьезно, несли ответственность за взятые на себя обязательства. Иначе мы и дальше будем писать стратегии, которые без набора мероприятий и обязательности их выполнения останутся красивыми только на бумаге.
Перекрестка — это всегда плохо
— В РФ развитие энергетики фактически инвестируется промышленными предприятиями. При этом все знают о проблеме перекрестного субсидирования, но ее решение постоянно отодвигается на потом. Как вы относитесь к этой проблеме?
— Перекрестка — это всегда плохо. Другое дело, что это решение носит в данном случае социально-политическое значение. Если мы говорим про долгосрочное планирование, мне кажется, было бы здорово, если бы у нас был план развития экономики и энергетики, в котором мы бы видели, как будем уходить от перекрестного субсидирования или снижать его. Промышленность, экономика создают добавленную стоимость, приносят в бюджет налоги, которые впоследствии расходуются, в том числе на обеспечение социального благополучия граждан. Если мы душим промышленность и энергетику этим перекрестным субсидированием, ожидать быстрого взлета сложно. Нужно создавать такую эффективную энергетику, чтобы перекрестка не требовалась, либо если она все же будет, то не в таких объемах, как сейчас.
— В настоящее время население, платя неполный рубль за потраченную энергию, уверено, что так должно продолжаться и дальше. При этом, если сравнить, сколько платят граждане в странах Евросоюза, там иные цифры. Может быть, это связано с тем, что в России другая система?
— Каждое государство устроено по-своему. Давайте отойдем на шаг от энергетики и посмотрим на ситуацию в других отраслях. К примеру, во Франции и Польше субсидируют сельское хозяйство, потому что это тяжелый труд, позволяющий обеспечивать продовольственную безопасность. Россия же — северная страна. Для сравнения, Оттава — самый северный город Канады находится на широте Минска. Посмотрите, сколько у нас городов-миллионников располагаются выше нее. Поэтому зачастую сравнение по энергоемкости и потреблению энергии на душу населения между Россией и ЕС не совсем корректно.
Нужно разобраться с углеродной историей
— Часто в контексте развития зеленой энергетики и реализации энергоперехода в пример приводят Китай. При этом КНР не отказывается от угольной генерации. Как бы вы это прокомментировали?
— Я считаю, что Китай и дальше бы развивал угольную энергетику, если бы не два важных обстоятельства. Во-первых, угольные электростанции сильно загрязняют воздух, и власти КНР вынуждены искать другие, более экологичные варианты, как, например, гидроэнергетика, тем более климатические условия позволяют ее развивать. Во-вторых, отрасль ВИЭ в Китае на старте поддерживалась значительными преференциями и субсидиями. Однако, когда зеленый бум пошел на спад, в том числе в связи с экономическими причинами — та же солнечная энергетика оказалась дорогой.
— Сегодня Россия стремится улучшить КПД угольной генерации. Если в эту сферу будут внедряться новые разработки, способные повлиять на экологический аспект, может ли она стать такой же дорогой, как новые ВИЭ?
— Первое, что нужно сделать, — разобраться с углеродной историей, а именно с выбросами СО2. На мой взгляд, нам не обойтись без хороших исследований в этой области, которые бы наглядно проиллюстрировали, сколько мы выбрасываем СО2, сколько его разлагаем или восстанавливаем с помощью зеленых насаждений, сколько нужно потратить средств на его захоронение. По такому демонстрационному пути идет Китай. Были разговоры, в том числе в РФ, что нет смысла рассматривать угольные проекты на очень высокие параметры, которые позволяют получить хороший КПД, поскольку никто в мире по этому пути не идет. Однако я нашел в прессе информацию, что этим направлением занимаются, как и вопросами захоронения углекислого газа.
«Если мы душим промышленность и энергетику перекрестным субсидированием, ожидать быстрого взлета сложно. Нужно создавать такую эффективную энергетику, чтобы перекрестка не требовалась, либо если она все же будет, то не в таких объемах, как сейчас».
Кроме того, у нас есть исследования, за которые МЭИ удостоен Премии Правительства РФ в области науки и техники, где приводятся выводы, что если строить электростанции нового типа близко к нефтяным месторождениям, то СО2 может играть положительную роль, поскольку, закачивая его туда, можно увеличить возможности нефтеотдачи нефтяных пластов. Вместе с тем, стоит учитывать, что угольная генерация всегда была дороже, чем газовая, потому что углем нужно заниматься — приготовить, высушить, помолоть, сжечь, вывезти отходы.
— Сейчас реализуются проекты по созданию хранилищ СО2 на дне Мирового океана или глубоко под землей. Интересно ли это направление специалистам МЭИ?
— Мы находимся на стадии изысканий. Каких-то реальных примеров захоронений в РФ нет. Проекты, о которых сейчас говорят, скорее, из области стимулирования по аналогии с ВИЭ. Думаю, никакой экономики, эффекта там пока нет.
— Тем не менее эксперты считают, что это новый вид бизнеса, который будет приносить многомиллиардные доходы в ряде стран, и что туда пойдет большой капитал, поскольку речь идет о грандиозных бизнес-перспективах. Что вы думаете на этот счет?
— Вспомните историю с деривативами, то есть с производными от финансовых инструментов, которые происходили до большого финансового кризиса, когда «полетели» крупные компании в США. По сути, они торговали воздухом и зарабатывали на этом.
В то время, когда недружественные страны еще были партнерскими, они отмечали в разговорах, что уже сформировали консенсус по поводу СО2. То есть они не сказали, что доказали или что есть научные объяснения. В моем представлении, углеродная история носит экономический характер. Под удар могут попасть азиатские экономики, которые сейчас динамично растут, — таксономия, навязываемая Евросоюзом и США, ухудшит их показатели, сделает эти страны более уязвимыми и зависимыми от Запада, что поднимет конкурентоспособность Старого Света, да и Нового тоже.
«Э.т.а.л.о.н. — для элитных кадров»
— В МЭИ сегодня занимаются в основном технологическими изысканиями или экономическими тоже?
— И теми и другими. Мы создали специальный инженерно-экономический институт, где есть кафедра экономики, энергетики и промышленности, а также кафедра менеджмента в энергетике и промышленности.
— В России появилась новая «фишка» — передовая инженерная школа (ПИШ). При МЭИ тоже есть ПИШ?
— Мы в этом конкурсе по энергетике не заявлялись, а участвовали по электронике, поскольку она присутствует везде, но не выиграли. По энергетике не подавали заявку потому, что то, что называется сегодня ПИШем, у нас реализовано уже давно. После первого семестра мы отбираем талантливых, трудолюбивых ребят, у которых хорошие показатели, и предлагаем им войти в программу подготовки элитных кадров «Э.т.а.л.о.н.», название которой расшифровывается так: э — эффективность, т — талант, а — активность, л — лидерство, о — образование, н — наука. Данная программа нацелена на подготовку высококвалифицированных кадров для высшей школы, научных центров, энергетики и инновационной экономики в условиях новой промышленной революции. Сейчас в рамках этой программы обучается 454 человека, это много даже для ПИШа.
«Студенты, конечно, изменились. К нынешнему студенту применима приставка «более»: он более современный, свободолюбивый, индивидуальный, суверенный».
Кроме того, у нас есть университетская программа «Технологии будущего», которую мы финансируем из своих средств. В рамках нее магистры, обучающиеся на 5–6-м курсе, и перспективные научные руководители, которые не боятся браться за что-то новое, передовое, работают над созданием образцов новых энергоустановок, энергоустройств, цифровых двойников, систем автоматизации и так далее. Второе направление программы связано с решением задач по достижению технологического суверенитета — мы отбираем на конкурсной основе ребят в систему студенческих конструкторских бюро, каждое из которых базируется на каком-то машиностроительном предприятии, и эти ребята, параллельно с основной образовательной программой, обучаются в таком конструкторском бюро. Они выполняют конкретную конструкторскую работу, которая затем уходит в производство. Понятно, что речь не идет о создании полноценного трансформатора, газовой или паровой турбины, а об их элементах. Эту работу курируют менторы — один со стороны МЭИ, второй — от машиностроительного предприятия.
— Какие предприятия работают с вами в рамках этих ПИШев?
— Прежде всего, «Силовые машины», мы с ними сделали восемь студенческих конструкторских бюро по разным направлениям: турбины паровые и газовые, АСУ ТП и так далее. Сотрудничаем с Национальной ассоциацией водородной энергетики, Дорогобужским котельным заводом и многими другими.
Более свободолюбивые и суверенные
— Как обстоит ситуация с межвузовским общением и совместными программами с другими государствами после начала специальной военной операции?
— Если говорить про Европу, они встали на паузу. Программы, по которым учились ребята, в некоторых случаях завершились сразу, в других — они смогли доучиться и вернуться. При этом хочу подчеркнуть, что я не помню ни одного злобного или гневного письма в наш адрес от профессоров европейских университетов. Нам удалось сохранить академические отношения. Безусловно, жаль, что сотрудничество со многими государствами прекратилось. Взаимодействуя, в частности, с Европой, мы видели конкурентоспособность нашего образования, насколько более серьезно относимся к выпускным работам.
Тем не менее МЭИ продолжает обучать студентов из разных стран. На данный момент у нас учатся свыше 2 тысяч ребят из 70 стран, больше всего из стран СНГ и Китая. Успешно работают филиалы МЭИ в Узбекистане, Таджикистане.
— Николай Дмитриевич, могли бы вы сформулировать портрет современного студента? Насколько сильно он изменился за несколько десятилетий?
Студенты, конечно, изменились. К нынешнему студенту применима приставка «более»: он более современный, свободолюбивый, индивидуальный, суверенный. Недавно мы смотрели социологическое исследование, которое проводилось в МЭИ в 1975 году, и увидели, что многие его компоненты актуальны и сейчас. К примеру, процент студентов, активно занимающихся спортом, примерно тот же самый, что и 50 лет назад.
К слову, у нас действует балльно-рейтинговая система (БАРС), в рамках которой, прежде всего, оцениваются успехи в учебе, но также не остаются без внимания и другие виды активностей — научно-инновационная, спортивная, общественная и так далее. Каждый студент имеет личный кабинет, в котором может внести информацию о победе в соревновании, конкурсе студенческих театров, приложить грамоту или диплом, за это начисляются дополнительные баллы. Мы же таким образом видим палитру наших студентов, среди которых есть призеры в соревнованиях по бальным танцам, чемпионы на первенстве России по самбо и многие другие. На базе МЭИ есть возможность заниматься 66 видами спорта! Через систему БАРС мы видим, кто чем занимается, кто в чем отличился, и эта информация является для нас основанием для назначения повышенной стипендии. Такая же система у нас работает для преподавателей, если у них есть достижения, мы их отметим и поощрим.
