22.05.2023 Энергетика и промышленность России
Михаила Лифшица знают. Только одни общаются с ним как председателем Совета директоров АО «Ротек» (энергетическое машиностроение, инжиниринг). Другие — как с пилотом. Третьи воспринимают его как акционера предприятия «ТЭЭМП», которое производит отечественные (!) суперконденсаторы и системы накопления энергии (кто не знает, что это такое, настоятельно советую поискать информацию в поисковике — очень удивитесь). Кто-то посещал выставки фоторабот Михаила Лифшица…
А кто-то вспомнит как однокурсника по «Бауманке», с которым работал в стройотряде. Делил пилу и топор, мастеря деревенские срубы в Хакасии.
И у меня, редактора отраслевого издания, нашлось кое-что общее с Михаилом. Оказалось, что в советской школе в рамках УПК он учился на радиомонтажника, а я — на токаря… И практику проходили мы на заводах в самых что ни есть пролетарских условиях (только тсс… не говорите об этом сегодняшним изнеженным школьникам).
Мир. Тяжелый Труд. Май.
Родился не в рубашке, и серебряной ложки — не было. Совсем. Мама — учитель. Папа — инженер. Не забалуешь. Еще школьником пришел в ЮПШ (юношескую планерную школу), а по окончании школы абитуриент Лифшиц отправился поступать в далекое Харьковское летное училище. Но у судьбы были другие планы, не получилось.
Казалось бы, ка-та-стро-фа! Но председатель приемной комиссии, намекнув, что с такой фамилией негоже идти в военные летчики, тут же добавляет: «Миша, вы даже не представляете, как мне будете благодарны за то, что я не приму вашу апелляцию». Кстати, он, как выяснилось спустя годы, оказался прав.
А тогда вчерашний школьник вернулся в Москву, испытывая вину перед родителями. Неделю бездельничал. И в последний день подал документы в Бауманский институт. И — поступил!
Монолог первый. Студенческий.
Михаил Лифшиц:
«У меня была возможность подрабатывать в институте. И первая работа была в столовой — ночным сторожем и грузчиком одновременно. Вечером, после учебы, приходишь и за ночь принимаешь три машины: одну с молоком, одну с колбасой и одну с хлебом. Окно, полки, водитель с той стороны тебе дает двадцатилитровые фляги с молоком, ты их таскаешь. Потом поддоны с колбасой, хлебом.
Вуз технический, лабораторий много. Поэтому «внутриинститутская» валюта — спирт. Качественный, хороший. Им расплачивались за разные услуги между кафедрами. Деньги не имели хождения. У нас был электрик Коля, очень известная в институте личность, который на «раз-два» решал проблемы электромеханического толка по всем кафедрам. Чуть что: «Где Коля?»
В зале, в столовой есть два конвейера: один — выдача подносов с едой, другой — прием посуды. Конвейер приводится в движение механизмом, там моторы, ротор и барабан. Барабан на вал надет через шпонку. Когда вставал конвейер с выдачи — «Бог бы с ним», студенты подождут. А вот если обездвиживалась лента с приемом посуды, то вырастала «египетскаяя пирамида», и когда конвейер трогался, происходила катастрофа с тяжелыми последствиями.
Шпонку на конвейере, который принимает посуду, срывало каждую пятницу. Каждую пятницу возникала паника и давка — все искали Колю. Он приходил и менял шпонку. Не стальную, не твердосплавную, а алюминиевую! И ровно потому, что она в состоянии прожить примерно неделю. Потом ее сорвет, и к выходным у Коли будут те пол-литра спирта, за которые он ее меняет. Такой интересный опыт технической предпринимательской хитрости».
Нужно уметь работать руками
Стройотряды. По 12 часов в день с лопатой, бензопилой или с топором. Мозоли, пот, комары.
За лето после первого курса Михаил привез из Хакасии около тысячи рублей (при стипендии 55 рублей — это ж можно жить без помощи родителей до следующего лета). Кстати, под Минусинском есть деревня Шушенское (та самая «ленинская ссылка»), где до сих пор стоят эти построенные деревянные дома.
К слову, Михаил Лифшиц гордится не только тем, что трудился в стройотрядах, но и тем, что он работает по своей машиностроительной специальности всю жизнь. А статистика «так себе»: из 10 тогдашних выпускников буквально 1–2 сегодня трудятся по специальности.
Монолог второй. Житейский.
Михаил Лифшиц:
«Понимание жизни — это вообще такая история, которая не происходит сразу. Это некая накопительная тема. Я с уважением отношусь к людям, которые умеют что-то делать руками! И неважно, что. Есть люди, которые умеют рисовать. Играть на рояле. Строить. Это — созидательное начало, которое есть у человека, и первым делом воплощается в умении делать что-то руками.
К сожалению, эта способность сейчас зачастую «стерта» у людей. Когда мы учились в школе, был учебно-производственный комбинат, где мы получали рабочие специальности. Кому повезло, тот учился ездить на машине, кто-то шить или готовить. Я был радиомонтажником. Созидательность, которой люди учатся в процессе взросления, на мой взгляд, — позитивная и важная история того времени.
У нас в любой деревне с давних времен дети приучались либо помогать по дому, либо работать в поле, либо что-то чинить. И это было нормой».
Право на ошибку
Несколько лет назад я как журналист был на Уральском турбинном заводе в Екатеринбурге. Что удивило больше всего? Аккуратность и порядок. От проходной — до цехов. А еще порадовало то, с каким увлечением люди рассказывают о своей работе. Сначала — начальник цеха, потом — главный инженер завода. Я что-то спросил у проходящего мимо простого рабочего (предпенсионного возраста). И он поразил меня искренней патриотичностью к родному заводу.
Захотелось взять видеокамеру (а ее не было) и запечатлеть человека, который помнит ощущение ужаса 1990-х годов, когда на глазах разваливались многие предприятия. А теперь говорит с сияющими глазами, как он гордится тем, что работает на производстве сложнейших отечественных (!) паровых турбин. Гордится, что востребован в таком серьезном деле.
Кстати, на следующий день я встречался с главным инженером другого (более крупного) предприятия в Екатеринбурге. И было явственное ощущение, что собственники здесь наблюдают за производственным процессом через бумажки: планы и отчеты. Ну не увидел я цельного предприятия, объединенного идеей или хотя бы единым хозяйственным подходом.
А спустя несколько лет побывал на производственной площадке «ТЭЭМП» в Химках под Москвой («Эти удивительные суперконденсаторы, которые нужны России», ЭПР № 11–12 (439–440) июнь 2022 года): стерильные (с минимумом пыли) цеха; специалисты, работающие в бахилах и белых халатах. И уже не удивился так сильно царству промышленной упорядоченности. Ведь если и делать инновационное (а по сути — революционное для России) производство в России, то развивая именно такие подходы, как на УТЗ.
К слову, на предприятии в Химках я увидел огромное странно сконструированное нечто весом в добрую тонну. Оказалось, что как-то заводские конструкторы настояли, что сами могут сделать «это» с нуля, хотя Михаил Лифшиц убеждал, что проще — купить сложное готовое изделие. Сделали. Потратили миллионы. А «оно» возьми и не заработай от слова совсем!
И какая же буря после этого разразилась? Санкции-шманкции, депремирование?
Монолог третий. Сугубо производственный.
Михаил Лифшиц:
«Молодым специалистам я не стучу по рукам. Так и не заработавшую «штуку», о которой вы вспомнили, мы оставили как монумент. Да, ошибка. И она стала учебным пособием. Специалисты, по сути, поднимали свою квалификацию, чтобы делать потом «штуки» бесконечно сложнее. Это — инвестиция в их становление как конструкторов, и, поверьте, они заработали уже гораздо больше.
На наших предприятиях есть право на ошибку. Вне зависимости от возраста и стажа. Но, конечно, что чем старше, тем больше требований к профессионализму и минимизации рисков.
Разумеется, чаще всего эти ошибки совсем не веселят. С другой стороны, я считаю так: делай хорошо либо не делай вообще! И мы реально стараемся, чтобы было интересно работать, в том числе и молодым специалистам.
Кого мы точно не ждем на предприятиях — это «отбывальщиков», которые приходят не зарабатывать, а «получать». Нужно работать, испытывая удовлетворение. Это всегда такая дорога с двусторонним движением. Например, у руководителя одного из наших высокотехнологичных подразделений проходит не менее 20 собеседований каждую неделю! Жесточайшая селекция.
Есть такой предмет — авиационная психология. Можно быть очень хорошим пилотом и при этом — отвратительным инструктором. Это можно распознать. И первый признак: инструктор начинается вмешиваться в управление воздушным судном, когда чувствует, что у курсанта сейчас произойдет «косяк». Так хорошего пилота не получишь. Лучше, когда курсанту дают возможность ошибиться, конечно, лишь до того момента, пока он тебя не собирается убить. И если он сам пришел к исправлению своей ошибки, даже с твоими намеками, то это — круто.
Так вот, когда в бизнесе ты даешь людям, которых учишь, не указания, а создаешь граничные условия, и они сами что-то создают, то они вырастают в тех, кому можно доверять. На этом строятся рабочие коллективы. Не мешать — трудно. Но важно».
О бездумном сломе индустриализации
Проводя параллели между промышленными предприятиями советского периода и сегодняшнего, многие упрощают: вот тогда-то было хорошо, а сейчас все развалили…
Но процесс деиндустриализации — это, к сожалению, мировой тренд. Можно вспомнить города-призраки в США, которые появились после миграции производства в другие страны. Массовое «усыхание» производственных площадок в Европе.
Монолог четвертый. Индустриальный.
Михаил Лифшиц:
«Что касается индустриализации, то если мы будем анализировать, как происходила смена технологического уклада в мире, многие вещи покажутся похожими.
Приведу пример. Компания Sulzer: швейцарский большой промышленный конгломерат. Для города Винтертур (рядом с Цюрихом) — это было градообразующее предприятие. «Тот самый» господин Дизель изобретал свой мотор, когда он работал в Sulzer.
И когда Моссад украл чертежи истребителя «Мираж» у французов, это сделал сотрудник компании Sulzer в Швейцарии. Смешно, правда? Судовые дизели, которые до сих пор бороздят просторы Мирового океана, до сих пор носят это название Sulzer. На этом предприятии в Винтертуре работало около 16 тысяч человек. Это был гигантский машиностроительный завод. Там было литье, кузницы… А сегодня в городе Винтертур в Sulzer работает менее 400 человек.
А все огромные цеха и распределенные по городу строения (слава Богу, у них к этому относятся трепетнее и не дали сломать) превратили в лофт-пространства. Там располагаются музеи, общественные пространства, много всего, что не имеет отношения к производству. Литье теперь делают в Индии и Бразилии, механическую обработку — в Китае.
Сейчас там административный центр и часть инжиниринга. И даже корпоративный исследовательский центр был закрыт! Не продан. Просто повесили замок и распустили людей.
Так вот то, что мы называем деиндустриализацией, разрухой и прочее — безусловно, крайне разрушительно, потому что сделано «без мозгов». Да, была попытка сменить уклад, встроить нашу страну в «международную систему распределения труда», которая, правда, не сильно хотела, чтобы мы к ней присоединялись.
Поэтому движение «мы сейчас сделаем так же» произошло, но Россию там никто не ждал. За исключением набора отраслей, которые органически смогли ответить на эти изменения».
Работа, работа, а как же увлечения и хобби?
Когда я дипломатично поинтересовался насчет «курируемых» бизнесменом предприятий, Михаил Лифшиц меня поправил: «У меня нет предприятий, которые я курирую, есть только те, в которых я работаю и живу».
И я понял, что пора перейти к увлечениям. Узнать, например, «сколько человеко-часов стоит диплом летчика»? Выяснилось, что в случае с Михаилом Лифшицем — годы.
Вот рецепт. Сначала нужно закончить юношескую планерную школу (в школьные годы). Потом попытаться учиться в аэроклубе (в студенческое время), потом перестать учиться в аэроклубе (потому что совмещать МВТУ и аэроклуб невозможно), потом вернуться в аэроклуб, закончить. Далее — в Вяземском учебном центре (уже после вуза, работая) и наконец в Калужском летном училище.
Разве можно после этого называть пилотирование самолетов простым хобби?!
Монолог пятый. Полет мечты.
Михаил Лифшиц:
«Меня часто спрашивали: «А ты профессиональный пилот?» Я отвечал, что наличие диплома не свидетельство профессии. Профессия — это то, чем мы зарабатываем на жизнь. У меня было коммерческое свидетельствование, и диплом у меня есть, но на жизнь я себе зарабатываю по-другому. И я бы не сказал, что это — хобби. Это часть жизни. Вот есть люди, которые «работают свою работу», а есть люди, которые в ней живут. А это уже опасно. В таком случае «выгрузиться» из работы крайне сложно, ведь нельзя выгрузиться из жизни, правда? Постоянно проигрываешь в голове вещи, связанные с работой: проблемы, вопросы развития. Делаешь это проснувшись, засыпая, обедая, и тут, действительно, можно начать деградировать либо сломаться. Либо потерять интерес ко всему, что делаешь, то бишь к жизни.
Правильно говорят, что лучший отдых — это смена деятельности. В моем случае, когда пилотируешь самолет, точно не думаешь про какие-нибудь неплатежи от предприятия или про производственную программу. Ты — в другом месте. Можно говорить, что это просто адреналин, но я думаю именно о смене состояния, картинки, ощущений. В моем случае полет — это обретение свободы.
Еще в конце 1980-х мы с женой впервые поехали отдыхать в Швейцарию, в Люцерн. Там на каждом столе в гостинице были толстые желтые телефонные справочники, я начал их листать и сразу нашел слово «аэроклуб». Позвонил. Узнал, что можно полетать с инструктором. И это был совершенно «отвязный парняга», который затащил нас в Альпы. Период таяния, голубое небо. Место, где начинаются горные ручьи. И пока мы летали, в моей голове «перегорел предохранитель», по возвращении в Москву я открыл старые записные книжки, вернулся в аэроклуб. И уже через три месяца «выпустился» на Як-18-Т. Это был 1989 год.
А дальше уже пошло из области «мечт»: освоение «реактивной тяги», вертолета, инструкторская работа. Я летал — много. Тогда же я пришел в авиационный спорт, став мастером спорта и членом сборной России по авиаралли, «без отрыва от производства».
Получил квалификацию, много практиковался и приехал поступать в Вяземский учебный центр, вызвав недоумение у начальника АУЦ (авиационный учебный центр) полковника Казимира Тихановича. В итоге, я стал первым «гражданским» курсантом. Я был первым «невоенным», кто самостоятельно выпустился на Л-39, закончив Вяземский АУЦ. И мы до сих пор дружим с ребятами оттуда. Тиханович уже на пенсии, сейчас у них другой командир. Я продолжил полеты. Но они давали военное свидетельство, а мне надо было еще самоутвердиться, что я могу работать и гражданским летчиком. Тогда я отправился в экстернат Калужского училища, там сдал все, что положено, и получил квалификацию гражданского пилота.
«А не проще было купить пилотское свидетельство?», — спросил я у Михаила Лифшица. — «Во-первых, не продается. Во-вторых, есть более простые способы суицида. Планете не важно, с какой высоты тебя принимать в объятия: со ста метров или с десяти километров — полный рот земли гарантирован.
Совершенно фантастическая история — авиационная, в ней социум отторгает из себя дураков и подлецов. Они там не задерживаются, их там нет. Есть небо, свобода, красота и люди, к которым можно повернуться спиной. И вот это доверие к людям и возможность опереться на них у меня в бизнес пришло из авиации».