17.10.2013 Совет производителей энергии
Грядущая «заморозка» тарифов инфраструктурных монополий ударит не только по сетевым компаниям, но и по генерирующим. При этом до сих пор неясно, какие именно меры по снижению конечной стоимости электроэнергии, предложенные Минэкономразвития, будут утверждены правительством. Глава ОАО «Иркутскэнерго» Олег Причко рассказал «Интерфаксу» о том, что ожидает компанию после изменения тарифного регулирования, почему в «Иркутскэнерго» не планируют переводить свои станции на газ и зачем компания создает новые непрофильные бизнесы.
— Вы возглавили компанию всего четыре месяца назад. Каким задачам вы сейчас уделяете наибольшее внимание?
— Задачи прежние. Энергетика — это, в первую очередь, как избито ни звучит, надежность и бесперебойность. Всем хочется, чтобы было всегда тепло и светло, это наша самая главная и постоянная задача. В изменившихся рыночных условиях актуально обеспечить сохранение стабильности работы всех процессов в компании, достаточный уровень выручки для того чтобы мы могли нормально завершить подготовку к зиме. Для нас это очень важно. На этом делает акцент и «Евросибэнерго» — наш основной акционер.
— Вы упомянули обеспечение необходимого уровня выручки. Результаты первого полугодия для компании неутешительны — чистая прибыль по МСФО снизилась на 38%. По итогам 2013 года какие финансовые показатели хотите получить?
— Мы стремимся повторить прошлогодние показатели. Но год на год не приходится. Была другая ситуация на рынке: прошлый год был достаточно холодным, и на фоне маловодья в Енисее ГЭС «Иркутскэнерго» работали с повышенной нагрузкой, а ТЭЦ — с рекордной загрузкой. В этом году воды в Енисее весь год много, соответственно, в первую очередь были загружены енисейские станции. Наши ГЭС недовыработали сейчас по сравнению с прошлым годом более 3,5 млрд кВт.ч. Но за счет снижения с начала года нагрузок ГЭС Ангарского каскада в наших водохранилищах накоплена вода, поэтому мы планируем наверстать продажи в IV квартале.
— Как грядущая «заморозка» тарифов на передачу электроэнергии повлияет на деятельность «Иркутскэнерго»?
— Ограничения по тарифам приведут к ограничению нашей выручки, поэтому мы вынуждены будем оптимизировать издержки, учитывая, что они не будут сопровождаться экономией энергоресурсов в ЖКХ. Под оптимизацией затрат мы подразумеваем эффекты от программы оптимизации издержек, а также экономию на инвестициях. Там, где это возможно без ущерба для надежности энергосистемы, разумеется.
— В настоящий момент план сокращения инвестиций уже разрабатывается?
— Конечно, мы уже сейчас рассматриваем его. Мы готовимся к реализации этих решений (по заморозке — ИФ), и, если они состоятся, у нас будет необходимый набор действий. Но здесь (в предложениях Минэкономразвития — ИФ) речь идет не только о сокращении инвестиций. Рекомендуется снизить темпы роста оплаты труда, например. Посыл в сухой теории понятен, но на практике у нас есть отраслевое соглашение, по которому индексация зарплаты происходит на уровень инфляции. Но думаю, что до прямой дискриминации энергетиков все-таки не дойдет.
— В остальном какой вам видится сейчас ситуация на рынке, что нужно менять?
— Мы видим, что ждать каких-то прорывов не приходится в обозримом будущем. Свободный рынок декларируется, но, к сожалению, таковым не является. Вместо того, чтобы заниматься активно энергосбережением, мы пытаемся сдерживать цены, хотя говорить надо, безусловно, про энергозатраты. Энергозатраты — это, прежде всего, контроль над объемами потребления, и только потом цены. Из-за невыполнения законодательства об установке приборов учета мы даже не знаем, сколько фактически потребляется энергоресурсов в масштабах страны. А снижение затрат на потребляемые ресурсы невозможно в отсутствие приборов учета.
— В следующем году ожидается ввод большого количества генерирующих мощностей в Сибири в рамках ДПМ. Как это скажется на рынке?
— В сравнении с прошлым годом энергопотребление осталось на прежнем уровне. В отсутствие роста спроса увеличение предложения со стороны новых объектов генерации создаст тренд падения цены. Для роста потребления нужно новое производство, а его нет, к сожалению.
— Единственная газовая котельная компании в Братске была остановлена после того, как вы не смогли договориться с «Газпромом» о цене газа. Она до сих пор стоит?
— Да, мы провели предварительные переговоры с «Итерой» и нашли взаимоприемлемые условия. Предварительные переговоры показали, что у сторон есть взаимный интерес и есть понятие рамок условий договоров, в которых мы должны найти решение.
— И это будет цена рыночная?
— «Газпром» занял совершенно неконструктивную позицию в нашем понимании, когда они сказали, что нужно единовременно увеличить цену на 60%. А через четыре месяца еще поднять цену. «Итера» заняла более конструктивную позицию. Либо ты продаешь что-то, либо не продаешь ничего. А в Братске — единственная относительно крупная газовая котельная в Иркутской области.
— В какие сроки она снова заработает?
— Я думаю, что в ближайшее время. Мы сформулируем финальную версию договора и до конца года, скорее всего, котельную запустим. Мало того, мы рассчитываем, что договор с «Итерой» у нас будет долгосрочный, на что не хотел идти «Газпром». И они, и мы будем понимать динамику по объемам и по цене. Мы же говорили «Газпрому»: «Давайте мы построим более мощную котельную, но дайте нам более длинный договор». Потому что построить котельную — значит проинвестировать деньги, и мы должны понимать, как мы их вернем. Но «Газпром» категорически отказался. Сейчас мы намерены увеличить мощность этой котельной в три раза (сейчас ежегодное потребление составляет 5 млн куб.м.газа — ИФ)
— Планируете ли вы переводить на газ свои станции?
— В ближайшей перспективе не планируем, хотя такие пожелания в наш адрес есть.
— Почему не планируете?
— В Иркутской области почти под половиной территории расположены месторождения бурых углей. Вывозить их куда-нибудь — нерентабельно, так как калорийность таких углей невысока и перевозка на далекие расстояния дороже самого угля. Если строить газовую генерацию или переводить существующую на газ, надо оценить влияние этого на угольный сектор. Месторождения угля в области останутся неразработанными, за них не будет уплачен НДПИ. На сегодня достаточно много людей занято на угольных разрезах. Если прекратить добычу угля, придется все разрезы закрывать.
— То есть вы берете на себя в этом вопросе социальную функцию?
— Не только. Неясно, откуда взять инвестиции на модернизацию оборудования, кто-то же должен это профинансировать.
-И желания переводить станции на газ нет?
— Экономики нет. Насколько этот перевод эффективен? Мы видим пример позиции «Газпрома» по отношению к единственной газовой котельной в области, что целиком и полностью идет вразрез с политикой президента и правительства. Президент говорит о том, что тариф не должен расти, а «Газпром» единовременно требует повышения цены на 60%. А если это состоится уже в масштабах всей области? Перевод на газ наших угольных станций сделает весь регион заложниками такой вот политики «Газпрома». Даже сейчас его цена на газ в пересчете на тонну условного топлива в три раза превышает цены на уголь, которые у нас есть. Перевод может не на проценты, а в разы увеличить цену на тепло и электроэнергию в регионе.
— Но при этом у вас также есть проект строительства Ленской ТЭС на газе.
— Это совсем другое. Речь идет о сжигании попутного газа. Мы договорились с владельцами месторождений на севере области — с «Иркутской нефтяной компанией», которая вынуждена закачивать добытый ПНГ обратно в пласт из-за запрета на его сжигание. К тому же к 2020 году перед РЖД стоит правительственная задача — увеличить объем перевозок по БАМу в четыре раза. Выполнить это поручение правительства невозможно, пока не появится электростанция. Здесь недостаточное энергоснабжение, нестабильное даже зимой, из-за этого не разрабатывается большинство месторождений (меди, золота, калийных солей). Кроме того, лицензия на золоторудное месторождение Сухой Лог еще не распределена. Его разработка без энергоснабжения затруднительна, и если будет решен этот вопрос, то государство сможет продать эту лицензию более дорого. Эти несколько факторов имеют уровень госзадач. Они могут быть решены, если там появится наша ТЭС. Мощность первой очереди составит 200−240 МВт, потом по мере производства ее можно будет увеличить.
— Когда вы планируете ее запустить?
— Сейчас у нас уже состоялось ТЭО, выбрана площадка, пройдены общественные слушания. Мы договорились с нефтяниками, определили цену, подошли к стадии подписания долгосрочных договоров на поставку. Единственное, во что мы уперлись — это окупаемость станции. К сожалению, в рамках действующих правил оптового рынка окупить инвестиции в генерацию иначе как в рамках ДПМ невозможно. А сейчас изменилась цена на КОМе на следующий год: сегодняшняя цена в 156 тыс. руб. превратилась в 97,5 тыс. руб.
— И как эта проблема будет решена?
— Есть вариант, мы его внесли в правительство, в министерство. Мы попросили рассмотреть возможность распространения механизма ДПМ на нашу станцию. При формировании перечня объектов ДПМ все они были привязаны каждый к определенному узлу. И на сегодня есть как минимум один узел, где эта новая мощность не нужна вообще. Мы провели предварительные переговоры с «Системным оператором», с компанией, у которой есть обязательства построить новую станцию в этом месте. Если правительство согласится на замену месторасположения станции, то тогда все задачи в регионе возможно решить без удорожания для потребителей.
— Как вы относитесь к другому предложению Минэкономразвития о заключении прямых договоров между производителями и потребителями тепла по свободным ценам?
— На самом деле это наше предложение, мы его озвучиваем уже больше двух лет точно. По закону можно заключать договор с потребителями, оборудование которых построено после 1.01.2010. Чем виноваты потребители, оборудование которых введено 31 декабря 2009 годы — мы не понимаем.
При этом отклоняться от тарифа на тепловую электроэнергию сегодня нельзя ни в большую, ни в меньшую сторону. Электроэнергия на ТЭС вырабатывается попутно с выработкой тепла. Поэтому чем больше электроэнергии выработано попутно с теплом (теплофикационная выработка — прим. ИФ), тем ниже себестоимость каждого из продуктов. И если кто-то из крупных потребителей рядом с ТЭС увеличивает потребление тепла, у ТЭС теплофикационная доля в выработке электроэнергии растет. Но на рынке цена электроэнергии не зависит от того, какая структура выработки у станции, а у нас, в зависимости от того, теплофикационная это выработка или конденсационная (только электричество — ИФ), себестоимость меняется значительно.
Мы уже третий год предлагаем разрешить энергетикам предоставлять скидки крупным потребителям в случае, если они увеличивают рост потребления тепла (скидки на величину прироста). Мы просим всего-навсего часть этой полученной нами эффективности отдать потребителю тепла, чтобы у него тоже был экономический стимул. Для этого нужно прописать в законе, что тариф не жесткий, а «предельный». Всего-навсего. ФСТ же опасается, что разрешение таких скидок может привести к росту затрат для других потребителей. Но тариф будет устанавливаться в той же логике, что и сейчас. Все генераторы это поддерживают.
— Какие решения государства могут привлечь инвестиции в тепло?
-Конечно, направленные на эффективность производства тепла. На сегодня производство тепла в лучшем случае неубыточно. Хочешь чего-то добиться — найди того, кому это выгодно. Кому выгодно развитие тепловой генерации? Крупным потребителям. Но роста потребления нет, поэтому нужно поддержать экспансию крупных производителей на их рынках. При реализации нашего предложения крупные потребители получат возможность расширить долю на собственных рынках, получат дополнительную прибыль, будут инвестировать в собственное производство, способствовать развитию экономики в целом и энергетики в частности.
— «Иркутскэнерго» принимает участие в обсуждении модели рынка?
— Мы изначально участвовали в подготовке и обсуждении правил рынка. Существующая модель требует изменений, и результаты КОМ-2014 как раз четко проиллюстрировали это. На мой взгляд, наиболее логична модель Юрия Удальцова.
— Вы свои предложения вносили?
Безусловно. Например, необходимо прекратить до сих пор существующее неконкурентное преимущество ТЭС первой ценовой зоны перед ТЭС второй ценовой зоны. Цена РСВ в первой зоне на 40% выше, чем в Сибири. При этом ценообразование на электроэнергию идет раздельно. А мощность в процедуре КОМа отбирается без деления на ценовые зоны. Очевидно, что имея такое различие выручки в РСВ рыночные позиции ТЭС несравнимы.
— Расскажите о непрофильном бизнесе «Иркутскэнерго».
— Наш основной рынок сейчас не имеет экономической возможности для развития, мы ищем бизнесы, которые не очень далеко от нашей основной деятельности и могут дать синергетический эффект. У нас есть свое газовое месторождение, например, мы по нему сейчас ведем углубленную разведку. Планируем построить уникальный Центр обработки данных. Мы выбрали площадку, готовимся к выводу специальной компании. Также прорабатываем тему строительства сталелитейного завода в городе Ангарске. Ведем активные переговоры с потенциальными соинвесторами — южнокорейской Posco (4−й в мире производитель продуктов черной металлургии), встречались с японской Mitsui, другими потенциальными партнерами.
— А из российских компаний?
— Мы готовы к любым переговорам, в том числе с российскими партнерами.
— Вы эти компании создаете для себя или рассматриваете развитие проектов под продажу?
— Необязательно для себя. У нас главная задача — создать конкурентное производство, которое будет поддерживать спрос на нашу основную продукцию. Фактически мы создаем собственного потребителя. В будущем, возможно, придем к какому-то решению, будут ли эти бизнесы нашими, либо мы их продадим и вырученные деньги направим на инвестиции в другие проекты. Мы предпочитаем зарабатывать понемногу, но в нескольких местах — это более надежно.